Напиши письмо, положи в конверт, и на марке
Нарисуй Париж,
Очертания старых домов, покой Триумфальной арки,
Посмейся с ближ-
ними надо мной. В моём доме не знается горе,
Но сегодня, с утра
Я буду думать, что ты даже не просто не в море,
А не дальше двора.

И вообще зима, и санки детей в снег роняют,
И режут коньки
Белый лёд. А твоих городов не бывает.
Толчки и пинки
Прохожих, что медленно ходят рядами сугробов,
Стали чаще встречаться,
Особенно, просыпаясь от редких кошмарных ознобов,
Но не надо бояться,

Для тебя и лестница безопаснее мягкой постели.
Меха и шерсть,
Согласись, тебя никогда ни от чего не согрели,
Но приду в шесть,
И придётся сбегать, несмотря на балкон и сонных соседей,
Потому что ты
Стала страшнее на слёзы, даже самых великих трагедий,
И записки пусты.

Вот и всё, что осталось - голубятня заброшенная, гаражи,
Страшно представить,
Что когда-то здесь бегали мы детьми. Расскажи,
Чем ещё править
Нужно тебе, кроме памяти с нашего времени,
Но ещё молодые,
Ты ещё не успела стать чуть умней, забеременеть,
Возродиться в России.

Этот дым от костра, по напрасно убитым
Животным радость, чашка с чаем ещё не допитым,
Всё сгустилось с закатом, что бронзой повис на груди
Небосвода. И лето ещё впереди,
Но журавлик, что в поле хранит в себе эхо колодца,
Понимает - едва в отраженье воды лишь останется солнце.

Белоснежных ромашек, что строятся, как на балете,
Крутясь лепестками, как в маленьких радостях дети,
Завтра уже не останется, разве что память, или гербарий,
Причём, в чернозёме, благо, если сейчас без аварий,
И топливных речек, как было уже, правда поле не помнит, оно
Уже было изрезано, и заново заведено.

Дрожащий ручей, как в больших городах, пострадавший
От непогоды, только здесь настоящий, от давших
Этой маленькой части природы воды почв, которые
Раннее предназначались для ржи. Теперь здесь скорые,
Поезда. и страшно сказать, какие ещё машины,
Да и звук здесь не птиц, - пострашнее, чем рёв зверей в спину.

Если кто-то хочет сравнить следы - станет горько рыдать в подушку,
Нет босых детских ног, только лишь сапоги. А в кружку
Не бежит из крана вода, из банки не льётся компот,
Хорошо ещё, если дождь её дно парой капель польёт.
Дом, крыльцо перед ним, должны были стать покрашены
В цветы, но теперь даже стены обезображены.

В книгах больше нет напряжения, фильмы не держат в страхе,
Трудно отыскать день, чтоб не шить след пореза в рубахе,
Если вдруг чей-то праздник, то вместо застолья, тоста,
Будет лишь мысль о том, как день завтрашний встретить просто.
Быть может, певчая птица, если научится чирикать по-людски,
Прилетит, и расскажет о счастье, и уронит перо от тоски.

Возьму на скаку коня -
Ветер то бишь, что вкруг меня
Скачет, подняв седло,
Обидчикам всем на зло,
Выскочу со двора,
Без вил и без топора,
И ночь украдёт свет дня,
Бессонницу и коня.

А мне предстоит ещё путь -
Был ветер, стоит вернуть,
Не мой он, гулящий, вид-
но, оттого и назад не спешит.
И я пробегу через лес
К равнине, где он исчез,
Лишь бы, пока я так смел,
Дух затаившийся не одолел.

По линии колосистой ржи,
Ночь выставит охранные рубежи,
Чтоб я совсем остыл,
Молодой потерял свой пыл,
А там, во ржи, до утра,
Резвиться станут ветра,
И чёрт его знает, какой
Мой из них, а который чужой.

Брошу, рукой махну,
Секунду (от пыли чихну).
Эх, завтра утром, наверно,
Почувствует солнце, насколько безмерно.
И даже если деревья все
Поднимутся к небу во всей красе,
Никто б и носом на них не подул,
Я ветер отсюда спугнул.

Разве зарядит гармонь
Вечером в доме, и конь
Сделает нам одолжение -
Вернётся в своё положение,
Станет нам пыль взбивать,
Над головой скакать,
Пустой положил пакет,
Секунда прошла - его нет.

Утро захочет забавиться,
То греть, то морозить - как ему нравится,
Видно, лишь строгая ночь
Гнала развлечения прочь.
Завтра темнее станет
Ещё. Если сон нагрянет -
То ночь украдёт меня,
И моего коня.

Пора вспоминать, как писать письма - вчера изволила непогода
Испортить жизнь проводам. Найти бы ключи от комода,
Где не только бумага, что служит розжигом для печи,
Но и та, которую прежде поэты пускали под строки в ночи.

Сегодня красивый рассвет, написать можно сидя на крыльце,
С отраженьем дымка из труб, и раздавленным комаром на лице,
А вокруг только знай - заборы, и любых разновидностей крыши,
Роса на траве, а в траве внутренности принесённой котом мыши.

С утра всё же прохладно, даже кот, отморозив хвост, просится в дом,
Забор, как на зло выше, в стороне, где сейчас наслаждаться теплом
Можно под солнцем. К магазину так лень прокатиться,
Лучше днём, если вообще он сегодня захочет открыться.

Обратить бы вниманье на облако, что в форме то льва, то лошади,
Но сейчас оно солнце на огромной небесной площади
Нашло место закрыть, будто синь ограничена где-то.
Мнётся лист на коленках, цвет меняет, подобно рассвету.

Можно было б сходить до соседней деревни туда и обратно пешком,
Или съездить на велосипеде, с наполовину спустившимся колесом,
Но вчера привезли щебень, нельзя далеко отойти от двора,
Неплохо б знать дело, только руки не думают, работать с утра.

Если почистить калоши - с них, кажется, упадёт половина объёма Земли,
Падала б и трава, но её вчера пламенем удушливым жгли,
И с запахом от костров, пятнами от ирги, проигрыш птиц оперетт,
Можно будет порадоваться за этот прекрасный рассвет.

Ты знаешь, так сложно говорить прозой,
Ты знаешь, стихами ещё труднее,
А ты так дорожишь подаренной розой,
Будто она даже слов важнее.
Слишком холодно в мае, чтобы мечтать,
Как к вечеру гроза позабудется,
В парке клён что-то звёздам сейчас загадать
Попробует, и замолчит, иль не сбудется.

И слышно лягушек в пруду, за двориком,
На радость цаплям берут октавы выше,
Как было сказано каким-то историком:
"Время меняется, повседневность не слышит
Будущего". Всё довольно-таки циклично,
Пастух погонит коров на пастбище,
И станут жевать они травы, как обычно,
Немного погнув заборчик на кладбище.

Ты от общества отдельно, Аляской,
Не слышишь, и не желаешь чего-то резкого.
Если лет через десять увижу с коляской, -
Подумаю, что ты украла соседского.
Пока за окнами крутится колесо
Обозрения, и кто-то дурной открывает двери,
Ты смотришь в окно, и ешь из банки рассол,
Зная, что я словам не поверю.

Грустное стадо страдающих от голодомора
Мух, пытается стать меньше оконной сетки,
Или найти дыру, а зима, надеюсь, не скоро,
И не выйдешь спокойно до старой беседки.
Я вижу в окне твоём свет, экономить лишне,
Скоро вообще по-другому всё будет, но слыша
Истории о том, как подруги и яблока с вишней
Не могут позволить - надежда становится тише.

А у меня во дворе вместо горок построят стоянку,
Сейчас автомобили люди предпочитают чаще,
Чем новые жизни. Тебе не придётся купить манку,
Чтоб слышать не в фильмах смех, а настоящий,
И если я правильно понял - всё не так
Быстро закончилось, вернее, хранится,
И сердце твоё затаилось, как страшный враг,
Зная, что по-честному с тобой не сразиться.

Так начнётся любовь, когда в августе холод придёт,
Станут ливни шуметь, и по крыше стучать хаотично,
Так начнётся любовь, когда школа детей заберёт,
И когда будет день чуть тоскливее, чем обычно.

Так начнётся любовь, когда утро застелет туман,
И в лесу ляжет заяц, который сбежать не успел
От людей. Я пойму твою тайну, обман.
Будет день, когда где-то застанет нас артобстрел.

Начнётся любовь в часы беспокойства и страха,
Когда кто-то из нас упадёт, карабкаясь в бездне.
В этот день нам двоим будет суд, и поставлена плаха,
В этот день, может мы разлучимся, сразившись болезнью.

Тебе обязательно нужна будет очень защита,
Наверное вместе мы станем жить в бедности, голодать,
Ты мне позвонишь, скажешь: "Машина разбита",
Я тебе напишу: "За квартиру мне нечем отдать".

Зародится любовь, как придёт испытаний дорога,
Когда станет понятно, что многое нужно отдать.
Ты скажешь: "Уйду", но воздушная снова тревога,
А в зале, под люстрой, лампа начнёт затухать.

На другой стороне будет крыши срывать ураганом,
Кто-то в гости захочет, но реки размоют мосты.
Так начнётся лишь день, чёрствым хлебом, разбитым стаканом...
Так начнётся любовь - с несчастий и общей беды.

Когда-нибудь ты родишь на свет прекрасного ребёнка,
И над моим потолком будет весь вечер нескучно и громко,
Росчерками пера я выведу на почтовом ящике,
Что он всё ещё ждёт писем, и настоящий, кем
Поставлена снизу печать, сообщает, что времени в
Обрез, если слегка, образ жизни не переменив,
Забыться в отчаянье, всё может кончиться не как в романах,
Хорошо если не потеряешься в пяти океанах,
Но ведь может и быть по-другому, сколько ты не прописывал диалоги,
Сюжетные повороты, ставил задачи и сроки,
В конце концов, из этого лишь начало не сменится точно,
Остальное же - пыль, вселенная не держится прочно.
Высчитывая звёзды, подумается, что путь предрешён,
Никто не погиб бесславно, от трона не отрешён,
А в конце может детством повеять в момент любой -
Школьный двор, и детей поток - моря прибой.

А вчера было солнце, читая прозу
Вспоминалось прошлое, небольшой набросок.
Я не заметил, которую занозу
Уже загнал, бродя по полу из досок.
Смотрел в окно - представлялись трубы
Заводов, что в городке дымили,
Где я жил в детстве, и скрипели зубы,
Когда хвосты от выбросов плыли.

Хотелось в кресло, но рифм голодных
Всё не хватало, чтоб насытиться всласть.
Я, слава богу, не ем животных,
А вот над вкусами строк не имею власть.
В кармане должен быть карандаш, это
Во-первых. Он не должен заканчиваться -
Во вторых. Потому, что не любят поэты,
Когда нечему, чтоб слог родить, подворачиваться.

И вот, я хожу по комнате шагом,
С которым Земля делает вид, что вертится,
Только она большая снаружи, знаком
Не подаст извещенье, что нужно встретиться,
У меня всё сложнее, я значительно меньше Земли,
Но внутри не вмещается много
Чего, например - паруса. корабли,
Всё, с чем сравнится строка - слов дорога.

Лампочка светит, как будто и нет
Её здесь, за окном, как на зло, время суток,
Когда лишь от звёзд ожидаешь свет,
И квартиры теснее собачьих будок.
Я буду записывать всё, что сможет
Восстановиться, образы, мир ос-
тановок, трамваев, и всё, что тревожит,
Или просто Россию, где однажды вырос.

Если станет ещё темней - выйду в сад,
Где проблема опять же осталась, но
Хотя-бы нет крыши. Когда-то закат
Стал красить, и бросил небесное полотно.
Сбивая с толку, ветер стучится
В калитку, заставляя думать, что гости.
А вчера было солнце... Сегодня не спится,
Лишь дрожит позолота вдали на погосте.

Здесь растут кипарисы, их рваная тень
Скрывает художника кисти небрежность,
Что бросил пейзаж. Тебе может и лень
Встать с кровати, но я не приму неизбежность.

Стрелки часов разучились нам лгать, -
Скоро будут открыты ворота; и зал,
Что придётся опять чрез толпу рассекать,
Станет местом, где я впервые устал

От тебя ли, от времени, от безделья,
Всё равно завтра всё обернётся в изгнанье
Тёмной ночи. А рядом в домах - новоселья
Гулянье. Мне уже нет оправданья.

Разучишься петь, танцевать, притворяться,
Забросишь уход за фиалкой у лестницы.
Если б роман мой не стал зарождаться
На первых страницах, то следуя вестнице

Горя, то есть - той птицы на проводе,
Я бы совсем стал тебя избегать,
И пока я живу скорее, где в молоте,
Занесённым над наковальней, опять,

Обнаружатся признаки металлолома.
Словом, всё уж готовится к новой судьбе,
А ты до сих пор думаешь по-другому,
И вряд ли получится перечить тебе.

Оно даже к лучшему, что в этой картине
Останется просто замазанный слой,
И только по этой одной лишь причине,
Мы не поместимся здесь и с тобой.

Моя милая, вместо письма, и вообще рукописных творений,
Я бы мог всё сказать и при встрече, если без всяких сомнений
Таковая возможна. Но годы работают как у станка,
Производят минуты, новый дом стал развалиной без чердака.
У деревьев напротив - чем дальше, тем роскошь сильней,
У поэтов, чем больше бумаги, тем строки длинней.
Почему-то закон, по которому всё должно только расти,
Часто вводит свои исключенья. Услышав "прости"
В сотый раз, ты по-прежнему заперта вновь
За дверьми. Если слышится слово "любовь"
Больше прежнего, то самой её трудно дождаться. И вот,
Я не знаю, что делать. С одной стороны эшафот,
А с другой - твоё имя, и единственный цвет у волос,
Тихий каменный двор, чёрный след бесконечных колёс.
Ты просила дождаться, просила помочь, проводить,
Если б день не кончался, смысл отпал бы вообще уходить.
Но он кончился. Это выдумки, насчёт нескучного продолжения,
Я даже не могу, не смеясь, дописать серьёзные предложения,
Потому что всерьёз не приму фонари, что должны ночью быть
Чем-то вроде хранителей счастья. Прошу извинить,
Если кто-то уж спал, я сейчас громко хлопнул дверьми.
Я роняю листки, всё запомни на них, подними,
Может завтра по радио, или что сейчас слушают, в
Общем, голос услышится мой. После браней и мысленных битв.
Моя милая, слово с тебя, что смогу рассказать тебе завтра
Всё лично. Не проспи чаепитье и завтрак.

Открывается май ненавязчивым стуком замка,
Лес зелёный густеет, посёлок стеною закрыв,
Небо стало б как море, но в нём корабли-облака
Покачнулись легко, синеву своим пухом размыв.

И над крышами бель от таинственных форм, очертаний,
Где-то в выси летел самолёт, как вдоль снежной, хрустящей тропы.
Скоро будут дворы здесь и множество маленьких зданий,
В палисадниках розы станут листьями прятать шипы.

Облака, одинокие, правда, в едином разбросанном стаде,
То скрываете солнце; обожжётесь - плывёте вперёд,
Если б были похожи на вас те листы, что я скомкал в тетради,
Когда знал уж заранее - строк моих боль ни к чему не придёт...

Здесь не стелют асфальт, и по грунту, на велосипеде,
Если ехать за вами, то ветер развеет тоску.
Облака, кто ж вы есть, кони ль в небе? Большие медведи?
Друг за друга цепляетесь, роняете в сини лоскут.

Я хочу посидеть, помечтать, посмотреть на вас снизу украдкой,
О, создания неба, влекущие к счастью навек.
Но вы рядом с солнцем, а я со своею тетрадкой,
Беззаботный полёт ваш уже не повторит человек.

Ты родилась чудесной малышкой,
В тебе души не чаял весь дом.
Ты играла с куклой и мишкой,
За мамой на кухню стремилась ползком.

Стала расти, посла в детский сад,
Собирала ромашки и васильки,
А несколько мальчиков, глупых ребят,
Косички трепали твои, дураки.

Ты плакала часто, нашла двух подружек,
Вместе гуляли, женихов искали.
Одной ели ложкой, с одних пили кружек,
И часто, сев на качели, мечтали.

В школе ты стала первой красавицей,
На все дискотеки ходила зимою.
Искала ребят, кому бы понравиться,
Грустила, когда не общались с тобою.

Окончила школу - смогла, поступила,
На первом же курсе знакомиться стал
С тобой парень один. Ты всё позабыла,
Когда на свиданье тебя он позвал.

Три года прошло - вы свадьбу сыграли,
Жизнь уж семейная, вся ты в заботах.
Стирку включаешь с утра, ну и дале,
Накрасив ресницы, бежишь на работу.

Вот и пришло забеременеть время,
Волнуешься слишком, хотя и нельзя.
Пусть это счастливое, но тяжкое бремя,
Такая твоя по жизни стезя.

Родился ребёнок, пропали все ночи,
Он плачет, на первый взгляд без причин,
Ты его кормишь, даёшь что захочет,
И нежно целуешь - любимый твой сын.

И так бесконечные переживания,
Когда подрастёт - тревоги за всё.
Из школы звонят: "Он пришёл с опозданьем",
Потом он гулять. Куда занесёт?

И вот, много лет проходит, однажды,
Появятся внуки, весь день у плиты ты,
Чтоб только в порог в приезд их каждый -
Они с тобой счастливы были и сыты.

Вся жизнь у тебя не проста, но справлялась,
Не впадала в отчаянье по каждой причине,
Ради детей, мужа, внуков старалась.
Ты женщина! Ты - всегда героиня.

Ты занят завтра? А на выходных?
Я предложить хотел, чтоб вместо проходных
И турникетов, где-то
Мы встретились, как в тех годах былых,
Когда в подъезде разделяли сигарету.

Да хоть на часик где-то выйти, поболтать,
Можем по пиву, или просто погулять,
Мы знаем город наизусть.
Всё накопилось, есть что рассказать,
Иль посмеяться, иль над чем припомнить грусть.

Мы всё такие же, и подтвержденья не нужны -
Как раньше, молодые пацаны,
Теперь женаты,
У вас уж дети, мы - ждём первого с весны,
В замену нам придут такие же ребята.

Седеют волосы, слегка подрос живот,
Такой я нынче, нет, наверное не тот,
Спокойней стал, скучнее,
Пишу я редко, только не пройдёт
С годами дружба, лишь становится прочнее.

Вот, правда, взрослость эта, вечные дела...
какой же школа беззаботною была,
Гулянки, дискотеки.
По разным городам жизнь развела,
Где развлеченья - только офисы, аптеки...

Так редко видимся, на праздники едва ли,
А раньше, что ни вечер, то гуляли,
И сколько тайн бывало на двоих,
И в школе никогда мы не скучали.
А что теперь? Район стал стар и тих.

Ты занят завтра? Может соберёмся?
И в мир историй о прошедшем окунёмся.
Ты самый верный
Друг мой. После, снова разминёмся.
В лицо подует ветер взрослый, скверный.

Архитектура, изыск вкуса на ДК,
И выставка, где холл людьми уж полон.
Колонны держат мощью облака,
И тот покой, в котором мир основан.

Так хочется любить, но ещё более -
Любимым быть, как этот город мной,
Где в тихих двориках ещё цветут магнолии,
Где синий домик девушки одной...

Гулять в садах - как будто возвратиться
В далёкий Рай из Ветхого Завета,
И Ева не успела искуситься,
И не закрылись ворота для света.

Приморский ветер, ты, быть может, в гости
Зайдешь сегодня? Есть что рассказать.
Раскрасим вечер, поиграем в кости,
Иль просто посидим, тоску прогнать.

Аптека рядом, двери чайханы,
Скамейки просто, у фонтана за углом.
И эти солнечные дни ещё нужны,
Когда спокойно всё, детей не будит гром.

Роса! Роса! Водопроводы лишни.
Я на свиданье в строгом пиджаке.
Быть может, след от губ, алее вишни,
Останется сегодня на щеке.

О, дорогая, как не страдаешь нехваткой рук ты,
Вставляя ключ, и держа пакеты, не вывалить дабы продукты?
и ты, мысленно призывая на помощь кого-то,
Вспоминаешь меня, не как мужа, но как идиота,
Тем более, я правда не муж, даже вообще незнакомец
В квартире, где склад белья, холодильник, и твой домашний питомец,
И всё было б мечтой, если б ты не пошла на работу.

А ведь было бы замечательно зайти к соседке за ложкой
Соли, и у неё расплакаться, чтоб она зарыдала тоже,
Её кошка, захотев еды, долгое время сходила б с ума,
Мяукала у батареи, ведь в это время должна быть зима.
И только лишь кактусы у окна никогда не показывают беспокойство,
Им хорошо, никто не коснётся из-за особенностей устройства,
Лить слёзы не надо, в их естественной среде воды нема.

Часы - вещь полезная, но нынче они тикают раздражительно,
Даже выигрыш в лотерею не сказался б сейчас положительно,
Пока в комнате, или где-то в гостиной проплачетесь немножко,
Всё, что было в пакетах, утащит расставшаяся с батареей кошка.
Висящие на стене картины, точнее, уменьшившие их репродукции,
Так ничего не скажут, это не по художественной инструкции.
Но ты уж уходишь, спрашиваешь, где для обуви ложка.

О, дорогая, как ты сегодня полезно время потеряла,
Один час твоей жизни интересней ожидаемого вечером сериала.
Вот уже ключ, как ему полагается, окончательно повернулся в двери,
Как удивительно - казалось вечность, а вычеркнуто минуты три.
Брать пылесос бесполезно, посуда кажется не такой уж и грязной,
И вообще, что здесь делать, в коробке, до скуки однообразной?
Пожалуй, счётчик не разорвётся, если телевизор не выключится до зари.

Если б стены эти, плита, чашка чаю
Знали, как я по тебе скучаю...
Книги брошены, ноутбук не включаю.

Твоё имя - лишь одно произносимое слово,
Эти буквы, несущие в себе столько живого!
Никогда ничего не скажу другого!

Твой высокий дом, и этаж под крышей,
С земли всё равно ничего не слышно,
И с каждым днём расстояние выше.

Как всё здесь знакомо - одуванчики под ногами,
Время, до сих пор властвующее над нами,
Лестница, затёртая грязными башмаками.

Был бы чище наш пруд, чтобы с лодочкой вечером можно...
Иль заплыть далеко, гладь воды колыхнув осторожно,
Но лишь камыши смотрят в звёзд отраженье тревожно.

Здесь отлично вписался бы звук чьих-то клавиш,
Чтоб я знал - с этой музыкой на ночь оставишь
Меня, и шторы сильнее натянешь.

Знаю, сколько ещё не сказал, не успел,
Делая вид, что некуда деться от дел,
Хотя я весь день над поэмой тебе пыхтел.

Я довольно устал, нужна горячая ванна,
Кстати, сегодня не пил, как это не странно,
Зато, по тебе тосковал, вспоминал неустанно.

И чёрт его знает, какие мысли тебя посещали,
Фото в канале, в комментариях что-то писали.
А я? Что за люди меня вспоминали?

Напишу в дневнике: "Солнце выжрало глаз красу",
Непонятно - перенесу сей день, не перенесу,
Или вместо точенья зубов, на меня кто-то точит косу...

Пешеходы исчезли, как будто не центр отныне,
Может пусто в душе по этой одной лишь причине,
Хотя в новостях такого не слышал в помине.

Кто знает, может пишу сейчас лучший на свете роман,
Он отправится за занавес, и за океан,
Конечно, если совсем не накроет мой мозг туман.

А знаешь, по разным углам быть полезно,
БОльшая драма, и в принципе, если честно,
По-другому было бы совершенно не интересно.

А так я стою, докуриваю последнюю сигарету,
Представляя, как ты будешь здесь, обязательно раздета,
И, кажется, нужно что-нибудь написать об этом.

Ты - просто бабочка, а что в твоём уме -
Не интригует, крылья всё затмили.
Когда ты станешь прахом по зиме,
Я буду делать всё, чтоб нас забыли.

Ещё не знаю, скованы ли реки,
Иль наступить на них - уйти в загробный мир.
Когда-то же слагали песнь ацтеки
Про то, что в гибель нашу грянет пир.

Но даже в пальмовых орехах молока
Не хватит утолить бессмертья, жизни жажду,
Как и телёнок вымя мамино лакал,
Но так не спас судьбу свою однажды.

Тебе нужны дворцы, песчаный пляж,
Ты ждёшь в гостях шутов и музыкантов.
И всё ж не вспыхнул твой ажиотаж,
Ты не доказана даже в записках Канта.

А проще быть пером в моём столе,
Оно со мною чаще, с главной ролью.
Что у тебя? Рисунки на крыле?
Вы, бабочки, не приживётесь с болью.

И потому, я счастья большего не знаю,
Чем с головой кружащейся сбежать.
Не мне последствия, не я тебя теряю,
Моим рукам нет повода дрожать.

День. Пластиковый стул. Расшатанная парта.
Я между двух огней, я разрываюсь.
И страшно, что глаза полны азарта.
У края пропасти никак не наиграюсь.

А тучи чёрные над крышами, но гроз
Ещё не наступило время. Тишина.
От клумбы во дворе навеет запах роз,
Чрез стёкла грязные открытого окна.

Она прекрасна, моя милая, родная,
Подснежник робкий из заснеженного плена.
Хожу домой, догадываясь, зная,
Что моё мненье – пыль, волна, морская пена.

Чем чаще распускают ветви почки,
И соловьи поют весны романсы, -
Сердца невольно попадают под заточки,
Воссоздавая неопрятность декаданса.

Дождь. Скоро он пойдёт. Пора укрыться.
Но до утра не спрятать лужи у дверей.
А я то думал, по ночам не спится
Из-за светящих в окна фонарей.

Тот школьный двор, где от пустых скамеек
Опять тоска, напомнил мне минуты,
Когда от комнатного беспокойства канареек,
Сорвался сон, уставший, необутый.

А я всё не могу принять решенье –
Уйти, всё бросив, иль остаться навека,
Ведь каждое моё стихотворенье
Стучит в сердца, но спят они пока.

Л.В.

Её задумчивые глаза, вечно куда-то зовущие,
Её губы, такие знакомые, но как прежде жгущие,
Её лицо, сделанное из райских пейзажей,
Всё это никогда, никогда, никогда не замажет
Память. А впрочем, и этого мало,
Ведь мне не нужно, чтоб она вообще исчезала.

Несчастная в душе, как, собственно, все мы,
Только она не скрывает от мира болящие проблемы,
И некому греть её самой холодной порою,
Некому появиться, когда хочет чувствовать себя чьей-то женою.
И мне не хватает ни смелости, ни денег, чтоб быть поближе,
Хотя это не то, что её восхищеньем движет.

Ей же нужна только простота и внимание,
Когда-никогда написать, или просто позвать на свидание,
Но и это испортит её чистоту, ей безгрешность,
А где ж раздобыть такую невинную, скромную нежность...
Можно просто поговорить, не смотря в упор, не касаясь,
Даже не думая о постороннем, не стараясь.

Она курит чапман, ненавидимый мной, с вишней,
Она никогда не обронит фразы случайной, лишней,
Она не встанет со стула, уходя за дверь, если станет скучно,
Она не будет на выходных одна, ибо так несподручно.
Если б стояла задача нарисовать её портрет,
Я б залил холст белым, т.к. вовсе цветов нужных нет.

Четыре буквы её имени, и до лифта, и после, у звонка,
Три завалявшихся комплимента, чтоб не было ясно наверняка,
Две минуты ожиданья, скоро откроет, потерплю,
Одно лишь слово, ещё совершенно невысказанное: "Люблю!"
Время больше пяти, всё равно, сколько тратить в пустое,
Ждать её до полуночи, - для меня самое дорогое.

Л.В.

Дом в четырнадцать этажей, улица Юбилейная,
С математической точки зрения - дорога прямолинейная,
Но по пути школа, спокойная речь учителей,
Диктант, у которого (как у названья улицы) юбилей.
Ветер такой, что воспаление лёгких
Заработать - задача вполне из лёгких,
Тем более местность, высота тем более. Не-
известно, какая погода вечером, завтра вдвойне.
Этот лифт, где вечно приходится сталкиваться с жильцами,
Соседний город, что виден за вырубленными под трассу лесами,
Если взглянуть на облако, а потом на тебя для приличия,
С первого разу не найти какого-либо отличия.
Новости города интересны, но о них не сейчас,
Не сейчас, когда ветки дают наконец-то рас-
тущие листья, как-никак, четвёртый месяц года,
У меня до сих пор не убраны письма из комода.
Но и это после, сейчас вернуться в ре-
альность жизни, где солнце выстриглось под каре,
Где запах духов напоминает дорогие улицы,
Только с улицей понарошку, а с духами целуются,
А когда речь зайдёт про то, станет ли завтра проще,
Явно будет сходство с блужданьем в сибирской роще,
Но подмосковный город явно её не напоминает,
Где в подъездах курят, а сигареты стреляют,
И дальше мне некогда, я нажал на звонок.
Дай, бог, мне закончить стих, и оставить целым листок.

Я ненавижу измены, и твой обидчик мне ненавистен.
Не виновата ты, знаю, не виновата.
Нам дано столько простых, но не сразу понятных истин,
Так, что краснеть не надо кислыми ягодами граната.
Не нужно иллюзий, всё пойдёт своим чередом,
Та же самая музыка, мягкие, синие кресла,
Заглядывая в окна - либо беспорядок, либо дурдом
Видны; а стёкла так, - ненастоящим бриллиантом жезла.

Я гордился тобой всегда, непорочностью, наивностью женской,
Ты всегда представляла постель, как облако над городком.
Ты даже гуляла с особой осторожностью улицей N-ской,
Ты ночами летела домой не стрелою, - хрупким совсем мотыльком.
К сожаленью, не рай, к сожаленью, не верит никто искушенью,
Только первые пчёлы, узнав про пыльцу, к неземному стремятся.
Но ложь в человеке не скроют никак украшенья,
Поэтому, больше тебе не стоит ошибок бояться.

Я тревожиться утром не буду, - покинула плен ты,
Моя самая первая, самая вдохновляющая.
Если что-то с души отвалилось - побрезгуй крепить изолентой, -
То частица ненужная, наверняка много лет отравляющая.
Я предчувствовал всё (понятно, во снах), но особенно - в солнечном свете,
Мне шептали лучи: "Будет счастье! Слово Светилы!"
Не нуждаюсь ни в чём, в положительном даже ответе,
Лишь бы ты поскорей своё страшное время забыла.

Фонтан с амурами, мозаичный узор,
В дыхание, под стрелами алоэ -
Морская нега. Просторечный вздор
Звенит над чашами, где вод биенье злое.

Имперские то львы, то наши птицы,
Щитом восстали, заслонив проход,
Сражая клетками бездарные страницы,
Гордится подвигом тетрадный Дон Кихот.

Мне на руку ещё упали скипы
Янтарных ягод бескаратного счисленья.
Но так же трудно смыть рыданья липы
В её же тени, как закончить посвященья.

И паруса уже за отмелью видны,
Ракушки режут ступни голые в бегах,
И к кораблю бегут со всей страны,
Морскою солью, пчёлами в лугах.

Последний день, когда цел пантеон,
Когда католики двух дланей не скрывают,
И жгучий яд готовит скорпион
В песке, что в полдень светом раскаляет.

Орган послышался, едва чрез стёкла луч
Пробился в зал. Все в париках, под маской,
И только росчерком пера скрипичный ключ
Покроет тень невидимою краской.

То не павлины по садам - пестрит аллея,
Под аркой врат штыки пронзают мрак.
И Баховской мелодией здесь тлея,
Летит прочь утро, солнцем бросив знак.

Где я найду тебя? В какой жилой массив
Бежать, чтоб видеть, как выходишь из подъезда?
Какой вагон утянет вдаль локомотив,
Чтобы я знал - на нижней полке твоё место?

Владивосток объехать? Русский мост?
По Енисею вплавь вдоль деревень?
А время тянет, как с печи кота за хвост
Отбросит кто-то, взгромоздив к ней свою тень.

Из рук забот, проблем, как Чеховский налим,
Вдруг выскользну и к берегам, к песочку.
Меня ты помнишь, как я был неисправим -
Ты попрощалась, я ж любви не ставил точку.

И вот, ищу тебя в Казани, в ЕКБ,
Весь Петербург избороздил каналами.
Иль ты в другой стране, иль на небе-
сах ты прикована кандалами?

Я отпустить не смог, письмо ещё писал,
Не сообщенья, - как в былые годы: свечка,
Чернила, кляксы. Рвал. Сначала. Снова рвал.
И ждал - не выстрелит любовь, иль вновь осечка?

Где ж ты теперь? Давно наверно с мужем...
Хороший муж? Кабель и выпивуха?
А я, лопух, хожу один по лужам,
И сердце в прошлое - назойливая муха.

Мне варианта два - или жениться,
Или распутствовать, насилуя зарю.
Лет через десять иль: "Отцом можно гордиться",
Иль: "Это тот гулящий. Говорю!"

Где я найду тебя? Кухарка ты? Царица?
А может - та же девочка с косичками.
Я же, как был поэт наскучившей столицы,
Так до сих пор её пинаю электричками.

И если в твой забытый богом уголок,
Дойдёт известье обо мне, ты прослезишься, -
На всякий случай оставляю адресок:
Любое место, где бывать ты не стремишься.

Это небо особенное, и не нам
Решать, когда ему нужно хмуриться.
Мы не для того возводили свой храм,
Чтоб смотреть, как наш сон преобразуется.

Громоотвод, талантливый маэстро,
Станет влекомым для жадных весен.
Не наслушавшись утреннего оркестра,
Будут слагаться альбомы песен.

То смородина, а не кровь, и
Засохшая в пальцах горсть земли.
Здесь до вечера лишь клики коровьи
Слышны между шёпотами молитв.

Эти зори особенные, щёки их
Полыхают, красой раннею трепеща.
В поле места не хватит на двоих,
Между рожью сгоревшей и тенью плюща.

Чем изба не растоплена, не красна,
Тем здесь станет и мучаться человек.
И раскинутая трудом целина
Будет вымыта пеной разлившихся рек.

Как собака, оставленная у дорог,
Разволнуется ветер, заставит ладонь к лицу
Поднести, глаза закрыть. И курок
Засопротивляется, не пустив к концу.

И закаты особенные, просто нужно знать,
Где какое облако потревожит бес,
Чтоб в небесном зале место вновь занять
Среди ясных драм, средь дождливых пьес.

Мне не нужно многого, сохрани обет,
Что останемся, как цветы в полях.
Нету страха, ведь мне две сотни лет,
И давно уж нет счёта им во днях.

Затихло море. И монетой золотой
Взошла луна величественно, грозно.
Блик усыпляющий дрожит над головой,
И пляж затих, уже довольно поздно.

В спокойном море вдруг дорога расстелилась,
Ведёт за горизонт, где корабли.
Лицо луны по водной глади зарябилось,
И тянет золото к песочку, до земли.

Немного жутко, спят давно палатки,
Ночь южная темнее адских врат,
Лишь шёпот моря мне напомнит - всё в порядке.

В кострах уж даже угли не горят,
Таинственно зовёт меня назад
Дорога лунная в позолочённой кладке.

Не любите двух женщин сразу,
Не для счастья, не для показу.
Это тяжёлая, невыносимая зараза.
Не любите двух женщин сразу.

Не любите, найдите одну такую,
Чтоб на всю жизнь, склонной к поцелую.
Или - забыть одну, а потом вторую.
Не любите, найдите одну такую.

Даже если обе бросятся в объятья,
Не нужно, вовремя отстраняйте.
Не надо ни раздетых, ни в платьях.
Даже если обе бросятся в объятья.

Не любите двух скучных, малоговорящих,
Тем паче неискренних, ненастоящих,
Особенно некрасивых, особенно курящих.
Не любите двух скучных, малоговорящих.

Не любите двух женщин одновременно.
Хотя-бы по очереди, хотя-бы попеременно.
Всё равно лишь одна останется неизменна.
Не любите двух женщин одновременно.

Не стоит разрываться, треугольники ни к чему,
Выбор нужен не сердцу, а тебе одному.
Не любите двух женщин. Не надо мук.
Не стоит разрываться, треугольники ни к чему.

Тюльпан в Подмосковье, у старого дома,
Пламени красный язык под дождём,
Эта весна ли с тобою знакома,
Нежности от тебя ли мы ждём?
Что же ты видел, когда был в утробе
Паршивой земли, у бетонного зданья?
Лучше сейчас? Иль то маленький гробик
На стебле твоём, в коем видим созданье
Такой красоты, что волей-неволей,
Не ты, может быть, но подобные точно,
Молча, но света не видя от боли,
Завянут в сосудах, с трубы водосточной
В них бросится гибель.

Бутон неделимый,
Как я, любящий и нелюбимый,
Только ты знаешь, тюльпан, что такое
Чувствовать место своё. И чужое.
Камень в верёвку, верёвку на шею,
Мы, люди, только такое умеем,
А ты, и затоптанный, и заплёванный прохожим,
Так же, как в детстве, красив и ухожен.

О, лестный цветок, впрочем, что осужденья,
Зато ты себе не врёшь про спасенье,
Зато, ты же знаешь, что все восхищенья
Не означают чьё-то стремленье
Любить тебя. Разве, погладят рукою,
Разве, красивое скажут такое,
Но ты не поверишь, и, став бездыханным,
Для нас, для себя, станешь вновь первозданным.
Счастье твоё - не поверишь, не сдашься
Словам, что бессмысленны, ты не продашься.
Тюльпан, в одиночестве ты, лишь травинки,
Но кто они? Это ль твои половинки?
Я дальше пойду, может где-то такой же есть
Цветок, и ещё будут сотни их цвесть.
Польёт тебя дождь, женщина из подъезда.
Тюльпан в Подмосковье. И тихое место...

Весна, весна... Как ты разнообразна,
Ты девушка, что хочет разорваться:
Тому - отказ, а с ним - на всё согласна,
Но если что, то можно возвращаться.

Ты бросилась мне под ноги небрежно,
Зовёшь в поход, куда - не важно, лишь скорей,
Мне привлекательность твоя вновь неизбежно
Затянет ночь потуже фонарей.

Где рыбные ряды, берёзы косами,
Где льётся дождь, летают мотыльки,
Где листья гибнут под машинными колёсами,
Там тлеют робкие твои все угольки.

Мне лестно сознавать свою огромность
Пред насекомым миром на ладони.
Весна, в каких просторах бросила ты скромность,
Лишь ароматом разливаясь во флаконе?

Ты видишь всё, и крёстный ход пасхальный,
И Первомай, и ту мою влюблённость...
В семье времён годов матриархальной,
Ты проявляешь ко главенству лишь наклонность.

И где мы нынче? Лес? Природы парк редеет,
А мы всё дальше, там где даже грибники
Не согласятся, или просто не успеют,
Шурша корзинами, испачкать сапоги.
Ещё здесь сырость, снег не полностью исчез,
Оставил память о себе землёю топкой.
Весна, я вижу, как проснулся лес,
Качнулась веточка листвой ожившей, робкой.

Из чащи медленно выходят к нам дриады,
И нимфы танец начинают вдоль берёз.
Сегодня праздник их, и нам лишь надо,
Чтоб листьями не обронил лес слёз.
О, хоровод божеств и тайных духов,
Что в этот год откроешь нам весельем?
По местным деревням, из суеверных слухов,
Добудется твой праздник новосельем.
Дриады, пойте же, и славьте этот храм!
Я словно вырос больше, стал красивей.
Меня проносят все деревья по рукам,
Осины улыбаются игривей.

Весна, а в небе? Журавли! Вернулись!
Твои владенья всей земли коснулись.
Мы дождались! Мы дождались тепла!
Ты распустила на деревьях почки,
Животных пробудила после ночки,
И солнце, подрумянив, вновь зажгла.

Когда вернусь из леса, ветром звонко,
Есть и ещё одна у нас с тобой забота -
В высоком доме, у окна сидит девчонка,
И тихо плачет... Взгляд задумчив от чего-то...
Я постучусь к ней в дверь, а ты, весна, зови
Своих помощников из чащ лесных опять,
Ты облаком нас в небесах лови,
Мы будем долго, грусть оставив, танцевать.
Смотри в лицо её - она одна из нас,
Хранит мир нежностью и чистотой своей.
Я поцелую её в самый первый раз,
И станет в поле лёгким ветром суховей,
И станет озером кристальным гиблое болото,
И превратится гром в церковный звон
Колоколов. Раз мы спасли кого-то,
Значит, и нам год беззаботный предрешён.

А через сотни осеней и зим,
Когда мы с ней поженимся, всё сбудется,
Всё также будет лишь тобой покой храним,
Проблемы, катаклизмы, всё рассудится.

Весна, весна, под пение синиц,
Под возвращенье журавлиных верениц,
Готов я жить не только лишь в стихах.
Пусть ты не навсегда, цикличен год,
Но не замечу, как всё заметёт,
И холода вновь разбредутся впопыхах.

Я не художник, но пейзаж твой предо мной,
И города гуляют, и звенит природа.
Мне некуда бежать, лететь весной,
Ибо всё есть уже под синью небосвода.

О, мой мольберт, и звёздная пастель!
Величественно красками взойдёт
Последний секундант, начав дуэль,
И станут ждать соперники восход.

Свет отразится, ослепительная пакля
Закроет глаз. Часов раздастся звон.
Не время для красивого спектакля,
На новый вздор враждующих сторон.

Здесь целый мир, и звери, и луга,
И в телескопе несгоревшая комета.
Моя грань чуткости настолько уж строга,
Что не допустится пустых волнений смета.

Карают грешников точёные мечи,
Горят их веки, как захваченный Доростол.
От светлой комнаты не прибраны ключи,
Их принесёт после полуночи апостол.

Но эта музыка! За что ей изнывать?
По лестнице, до перекрытой арки,
Одно лишь время ей змеёю извивать,
И повторять еженедельные подарки.
Но как не будут ночи Вифлеема жарки,
Под эту музыку придётся замерзать.

В оливковых ветвях закончит путник
Усталый свой приют земного шара.
Такой же я, мешавший людям трутник,
Когда-нибудь дойду до неба хмара.
И если выпадет мне молчаливый спутник,
Что выточит неровность тротуара,

Пожалуй, будет солнечная грусть.
Под охрою песчаной зреют клады,
Но мне лишь ветер напевает пусть
Не про пустыни, - про церковные посады.
И я приму в пергаментах доклады
Про тихий стих, что в душу наизусть...

Как на костях великий Колизей
Дарил веселье ненасытнейшей толпе,
Мне так же нечего хранить от жалюзей,
Даже в открытом литераторов столпе,
Одна лишь правда, но открыта на губе,
И в этом нет ей преданных друзей.

Нет места лучикам на площади калек,
Что растеряли души на прилавках.
И не заметит ни единый человек,
Как утром солнце задыхается в удавках.

Готические храмы по ночам
Похожи на богов уставших, грозных.
И музыкой по струнам, скрипачам
Доставлена песнь опер грандиозных.
Уже не слышно гладиаторов шагов,
Амфитеатры возрастают для искусства,
Спокойный мир средьземноморских берегов
Лишь пробуждает досягаемое чувство.
По узким улицам не ходит высший свет,
Не для того здесь площадей подобострастье.
Шекспир - лишь памятник отныне, но поэт
Живёт листком на каменном запястье.
Дворцы несчастны, Марсельезы звуки
Не выветрились. Даже Мона Лиза,
Сложив по-женски с виду чистенькие руки,
Только и ждёт вельможского каприза.

Нету проклятых строк среди рукописей тайных героев,
Пусть откроются библиотеки, кто-то лично поставит печать.
Посмотрите в их лица, гениев, вы видите в них изгоев?
А им даже ночью теперь не положено лампу включать.

О, мой ангел, Ты тоже когда-то устанешь, захочешь развеяться?
Даже пусть я Тобой не любим, пусть напрасно шуршат Твои крылья.
Но как робко дрожат твои пальцы, горением книжек не греются,
А пламя такое, что страшно в ночи от его изобилья.

Но мы в разных мирах: я - к любимой, Тебе - ждать несчастья.
Что чьи-то стихи? Тебе приходилось и выше творенья читать.
А у нас, у людей, запятые подчёркивают деепричастья;
А там, у Тебя, что строка - то звезда начинает сиять.

Если б знал одиночество; сверху кажется мир многолюдным,
Снизу же - скучно и грустно... Не буду цитировать Михаила
Юрьевича, он таким же земным был, правда чуть более рассудным,
Чем мы, кому не хватает для общих портретов народа акрила.

Я помню пустую аллею... Там памятник скоро поставят,
Не важно кому, состоянья нет хуже, чем когда видит душа бе-
тонный свой остов. А как же бессмертье, что все в стихах славят?
Но всё есть короче, и даже не век в беззаботной и праздной гульбе.

О, мой Друг белокрылый, снежинками перья теряющий,
Подведу ли Тебя? Или стану послушным, не взявшим Парнас стихотворцем...
Так пусти меня в свет, мирной звёздочкой в небе играющий,
Лишь бы только на пользу слова непростого с Тобой разговорца...

Под окном у тебя хорошо босоногим среди
Одуванчиков, маленьких звёзд гулять. Ты приди,
Когда после себя они станут снежинки раз-
брасывать, чтоб в следущий май возрасти ещё раз.

Пропадай с телефоном. Опоздаешь - печально, но
Терпимо. А можешь сегодня побыть в кровати.
Сосед - музыкант, раскрыв лицо фортепьянино,
Станет будить тебя, сыграв что-то нужное по тетради.

И пусть будет скамейка местом собрания неприлич-
ных жителей города, а не тем, где поцелуи, признания
Впервые рождаются. У города паралич,
Он отменил все встречи и свидания.

Если бы завтра град, но как будто лето, июнь,
При хорошей погоде - опять выяснять. И разо-
чарованье, рядом, где плач и ручей детских слюнь
На площадке, и синяки под не заспанным глазом.

Может и одуванчики смогли бы украсить картину дня,
Их так много, они не сбегают, не находят причину,
Чтоб не видеться утром. А ты без меня
Придёшь как всегда только на половину.

Ради этой весны я курить бросал, меньше ругался
Матом. Лишь бы под стать её неж-
ности. Я один у тебя ведь остался,
Но тебе кажется, что рано взаимности. Режь

Овощи для салата, протри полы, стол в гостиной,
Чтоб подруги были довольны, придя в гости после работ.
Пусть цветут одуванчики, пока я дожидаюсь любимой,
Иль напрасно стою, ведь она так со мной не цветёт.

Где ласточки вьют гнёзда, и роняют серые пятна,
Стоит букет в вазе, чтоб женщине было приятно,
Она каждый раз, поправляя сорочку у окна,
Любуется этим зрелищем, и ,кажется, несколько влюблена.
И когда спицы в неумелом обхвате вдруг колят руку,
Она не плачет, зовёт свою вечно скулящую суку,
А соседи, не зная её имени, да и на вид,
Тихо терпят воду, что с переполненной ванны бежит.
И когда кто-то чертит рисунки на стенах в подъезде,
Или просто курит, рассуждая о несбывшемся переезде,
У двери стоит человек, рядом, где в вазе цветочки,
И смотрит на женщину, что поправляет в окне подол сорочки.

На кухне начинаются все ссоры
Под мирный шёпот газовой плиты,
Ведь мы ведём такие разговоры,
Что стол и тот затих от пустоты.

Когда отключат свет - опять свечою
Мы возвратимся на века назад.
Нужно молчанье - ничего, устрою!
И синие огни во тьме горят.

Я не люблю, когда шкафы закрыты,
И прячут наши склоки, недоимки.
Забыли душ... Полы опять залиты,
А по прогнозу холод, - будут льдинки.

Молчат подруги, не звонит любовник,
Наверно скучно в темноте под одеялом.
Постель чиста, но грязный, как клоповник,
Проник к нам воздух с плачем и скандалом.

Соседи слышат, уши закрывают,
Или подхватывают трудный разговор.
Слышна посуда... Чашки разбивают,
Бросают в окна, что не выкрал ночью вор.

Грязны обои, разрисованы ребёнком,
На пыльном зеркале свой лик не различишь.
Дверь не закрыта... Ветер в стёкла звонко...
Ты не устала, ты ещё не спишь.

А может завтра я подам на увольненье,
Сменю работу, переедем в новый дом.
Но будет жизнь? Иль снова под сомненье
Поставлены мечтанья обо всём...

И вот сидим... Ещё чуть-чуть - затухнем,
Как газовое пламя на плите.
Все ссоры начинаются на кухне,
Надежды пропадают в темноте.